Задавая себе вопрос, как бы я для себя обозначил основноую мысль интеллигенции недавнего прошлого, времен холодной войны, я бы ответил, что основным натороением, основной идеей была следующая: "Что было бы, если бы Христос пришел в наше время? Его бы снова распяли!". В этой мысли, как ни парадоксально, заключена надежда, в ней нет упадничества, в ней есть допущение Мессии для человечества, есть вера в то, что человечество распиная, будет знать, что это - Христос, а значит снова обретет спасение.
Я не знаю как бы ответило на вопрос интеллигениции прошлого современное мыслящее поколение, возможно потому что нет моста между прошлым и будущим и вопрос распятия перестал быть значимым. Наверное, приди Христос на землю сейчас, его бы просто не заметили.
Мир, преследующий пророков и распинающий мессий имеет шанс на продолжение. Мир, их незамечающий - нет. Именно поэтому империя времен Сталина была куда более беззащитна и, в месте с тем, жизнеспособна, чем нынешняя Европа. Той имерии мог навредить поэт, филосов. Та имеприя их замечала, понимала, видела. Она их, в конце-концов, порождала. Осколки той имеприи до сих пор продолжают порождать что-то, но уже столь же уродливое как и её нынешнее состояние, странных девочек, пляшущих в храме, рисунки половых органов на мосту. И, с подачи прошлого, в конец выжившего из ума, поколения, ищущего Мандельштама и его не находящего, объявляющихся культурой, исскуством. И с каждым подобным объявлением, стирающего следы тех, чей протест умещался в одной фразе: "Ниоткуда с любовью"
Прощай, это скорее требование, нежели расставание. Требование к себе и другой половинке прощания. Мы ж говорим прощай, лишь в единственном случае, если думаем, что встреча не предначертана Но сказать "прощай" в благополучии сказать прощай, когда еще ничего не исчерпано, когда время еще щедро на встречи, когда есть возможность слышать другие речи, когда есть возможность не лить слезы, а ловить улыбку, когда ты еще не совершил ту самую ошибку, после которой "прощай", как маятник, обрубает последнюю секунду и время дверь закрывает.
“До свидания” - а мы не знаем судьбы и часа. “До свидания” - а за ним может быть саван, ряса. “До свидания” - оно наверняка случиться лишь после смерти. “До свидания” - ошибка внесенная в слово "верьте".
Не говорим - понимаем что встреча была последний, что время прошло сквозь нас не задержавшись в передней, вышло в окно, ветром пронеслось по квартире. И мы сидим на полу, считаем углы - четыре, прижавшись спинами друг к дружке, не видя глаз и - ни звука. Слишком сложная, страшная это наука, о слове последнем, вовремя не произнесенном. Кто после этого сможет остаться спасенным? Ребра переломает мысль одна о прощеньи, которое невозможно - лишь красок сгущенье.
Слово прости - и с губ музыка вдруг слетает. Слова суровый сруб в зимней ночи спасает - пусть же горит огнем, в ночь не дает сорваться - будто весенним днем, и в 36 как в 20.
Осень несет пожар, опустошает окрестность. Дар был дарован, дар! А не пустая местность. Нам бы растить плоды, землю поить любовью, ангела зреть следы, утром у изголовья.
Холод сковал погост... Слово - это не мало. День был дарован. Звезд, звезд в нем нам не хватало. Печалились о луне, забывали живое, слова не дав вине думали вечно - двое...
Я говорю - прощай! Всем говорю - прощайте! Встречи не обещай, мира не обещайте. Требуйте новый миг, требуйте дня иного - Чтоб не в последний крик, а ради ЖИЗНИ - Слово!
